Глава 11. Одна пьяная ночь

Агишки замедлил шаг и, пьяно спотыкаясь, побрел по голой прибрежной гальке, шуршавшей под широкими лошадиными копытами как коробка недоеденных морем леденцов. Полуночный ветер настырно тормошил круглые тюленьи головы волн, соль оседала на мокрых щеках Фэй, перебивая вкус слез. Лошадка-оборотень, устало, но довольно фыркая, подошла к кромке прибоя и неспешно вошла в воду. Прохладный язык прибрежной волны принялся усердно лизать босые пятки и голые колени Фэй. Девушка вздрогнула. «Матерь богов, что я делаю?» В легендах все водяные лошади считались относительно безопасными только до тех пор, пока не приблизятся к родной для них стихии. После чего большинство из них превращалось в кровожадных монстров, жадно пожиравших плоть незадачливого ездока. Интересно, а правда ли то, что шкура агишки — клейкий капкан, освободиться из которого нельзя? Фэй осторожно поерзала. Да, так и есть: задница точно вросла в лошадиную спину. Ну, значит, вода тебе пухом, Мелани Риан Флетчер! Жалкая и постыдная смерть.

 Между тем грозный морской жеребец продолжал спокойно и уверенно плыть вперед, пересекая широкий залив, и лишь иногда хитро оглядываясь на свою наездницу. Частокола клыков в его пасти по-прежнему не наблюдалось, да и вел он себя на удивление благопристойно. Так что же это: похищение или вовсе нет? Если да, то чего ради? Если нет, то почему именно таким образом?

 — Слушай, — наконец не удержалась Фэй, — ты, когда лошадь, можешь говорить или нет?

 Агишки мотнул головой и что-то невнятно проржал. Ну, не удивительно. Но понимать-то он понимает.

 — Куда ты меня везешь?

 Жеребец задорно фыркнул и молча кивнул на противоположный берег.

 — А что там?

 Ликующее ржание. Ну, собственно, на какой ответ она рассчитывала? Как хочешь, так и понимай. Что ж, оставалось только смириться и ввериться судьбе. А заодно доброй воле вечно пьяной человеколошади. Впрочем, до сих пор агишки не давал ей поводов для излишней настороженности. Да и, по правде говоря, досадная необходимость печься о собственной сохранности была ей сейчас скорее в тягость, а чувство опасности как-то притупилось и лишь отдаленно гудело где-то в дальнем уголке сознания. А еще Фэй неумолимо клонило в сон. Хотелось вырубиться и проспать сотню лет где-нибудь в непролазных зарослях шиповника. Пока боль не уйдет, память не сотрется, слезы не высохнут. А из сердца не выдернут проклятое веретено…

 В конце концов, она не спит уже почти двое суток. Вполне может статься, что вся эта неправдоподобная история с костяной темницей, жуткой баньши, хороводом глейстиг и ночной скачкой на спине агишки ей только мерещится. Или снится…

 Луна…

 Две луны…

 Десять сиреневых лун на полосатом небосводе…

 Фэй проснулась, почувствовав, как чьи-то руки стягивают ее с лошадиной спины. Первым, на что упал ее взгляд, был аккуратный тростниковый коврик под приоткрытой дверью. Не какой-то грубый сноп соломы, а причудливо сплетенный кельтский узел, которому, как полагается, не было ни конца, ни начала. На несколько долгих секунд сознание Фэй буквально заблудилось в его изгибах, с наслаждением следуя за линиями узора. Тростник был не сухим, как того следовало бы ожидать, а нежно-зеленым, будто только что срезанным, или даже не срезанным вовсе — словно какое-то волшебство заставило его свиться столь диковинным образом и при этом продолжать жить. А еще он казался влажным и мягким. Вот, так и есть! — На мгновение ее поставили на ноги и ступни словно погрузились в теплую ванночку из косметического салона. Потом мир снова пошатнулся, кто-то (не агишки — агишки, фыркая и всхрапывая, стряхивал с себя лошадиный облик в полушаге справа) подхватил Фэй на руки, и она наконец встретилась взглядом с миловидным зеленоглазым юношей.

— На каком языке ты говоришь, малышка? — приветливо улыбнулся он Фэй.

 — На английском, — с облегчением, выдохнула она. Разбирать и выговаривать фразы на шилайди ей было все еще тяжеловато.

 — Вот и славно, мисс! Ты спи, я отнесу тебя в кровать. — Его английский был четким и внятным, можно сказать, даже излишне, стерильно правильным, какой можно услышать от жителей Скандинавии. А небрежно падавшие ему на лоб и шею песочно-белые волосы — как и его глаза, и загадочный живой коврик под ногами, и небольшой шейный обруч, украшенный прозрачной глазурью, две драконьих головы которого дремали у него на ключицах, и даже зыбкий свет лампы, выбивавшийся из щели между дверью и косяком — все отливало приятной травянистой зеленью. — Звать-то тебя как?

 Вопрос, на который Фэй меньше всего хотелось отвечать.

 — Как-то, — мотнула тяжелой от бессонницы головой она.

 Зеленоглазый понимающе кивнул и, толкнув плечом невысокую резную дверь, похожую на те миниатюрные, ярко раскрашенные дверцы для садовых гномов, какие можно порой увидеть в цветниках, перенес ее через порог. В лицо Фэй дохнуло смолистым теплом очага и невыносимо дразнящими, сказочно прекрасными запахами свежего ржаного хлеба, жареной форели (сама не зная почему, она готова была поклясться, что это — именно форель!), горячей ухи и имбирного печенья. Сон слетел с ресниц в мгновение ока! А вот желудок свело так, словно на нем захлопнулся медвежий капкан.

 — Риан, — спешно выпалила Фэй. — Меня зовут Риан. И я чудовищно голодна!

 Юноша вновь улыбнулся и поставил ее на пол:

 — Ну, этому горю тоже не трудно помочь. Мяса я, правда, не ем, но у меня есть жаренная на углях форель, копченый лосось, свежие устрицы, вяленый кальмар, запеченная щука, сливочный суп с камбалой, ржаной пирог с окунем…

 — Я готова съесть даже тухлую акулу с овсянкой! — перебила его Фэй, у которой от этого перечисления уже не то, что весь рот слюной наполнился, но и голова кругом пошла.

 — Да ты гурманка! — повел бровью хозяин дома и радостно заверил: — Акула тоже есть.

 После чего деловито вытянул из печи пузатый глиняный горшок, в котором, по счастью, оказалась вовсе не тухлая акула, а обещанный сливочно-рыбный суп, густой и божественно ароматный.

 — Я, к слову, Нёлди, — представился фейри, разливая еду по глубоким мискам-пиалам, любовно украшенным переплетенными драконами. — Никс. По-вашему вроде как Аквамен.

 Фэй загипнотизировано следила за деревянной ложкой, продолжая глотать слюнки.

 — Я знаю, кто такие никсы.

 — Она меня за кэ-э-эльпи заприняла, — не преминул пожаловаться уже изрядно очеловечившийся агишки.

 — Не мо-о-ожет быть! — ухмыльнулся, прицокнув языком Нёлди. — Вы же та-а-ак непохожи!

 Но его приятель иронии, по-видимому, не уловил:

 — Вот-вот!

 — А этого болвана можно звать Шинви, — кивнул на агишки никс, пододвигая Фэй ее порцию супа и жестом приглашая за стол.

 — Шиннамах Эград… Эхрад-д-д-д...тигерн Рейдахад Маккул… Маккуилидан Фаилви, — запинаясь, но все же гордо и пафосно поправил его полуконь.

 — Да ты сам этого выговорить не можешь! — отмахнулся от него ломтем только что разрезанного пирога никс. И подмигнул Фэй: — Зови его просто Шинви, никто эту его десятимильную околесицу не повторяет.

 — Ну что ж, Аквамен и Мудрейший Повелитель Лошадок Широких Равнин и Убийца Волков, Прячущихся в Зарослях Остролиста, — усмехнулась Фэй, удобно устраиваясь на дубовом бочонке, служившим табуретом, — рада знакомству!

 Нёлди отложил нож в сторону и изумленно уставился на нее:

 — Ничего себе!

 — Я правильно перевела? — Фэй отправила в рот первую ложку ухи и едва не замурлыкала от удовольствия.

 — Почти, — кивнул никс, вытаскивая на стол форель, великолепную огромную щуку, запеченную с луком и сметаной, и изумительной красоты графин, в хрустальном брюхе которого плескалась золотисто-янтарная жидкость. Агишки, до сих пор равнодушно хлебавший хозяйский суп, при виде последней заметно оживился и повеселел. — Ты из Ирландии?

 — Не. — Рот Фэй был набит пирогом так, что говорила она с трудом. — Я америханха. Но мой ошеш был пошомштвенным ирланшем.

 Нёлди вновь понимающе кивнул и принялся разливать по ажурным бокалам, схожим с едва распустившимися бутонами роз, душистый фруктовый бренди. Воздух наполнился головокружительным ароматом сладкой вишни.

 — Ну, а в наши края тебя каким ветром занесло? — продолжал любопытствовать хозяин.

 Фэй отмахнулась, за обе щеки уплетая форель со щукой вприкуску. Оторваться было и впрямь почти невозможно, однако, вместе с тем, еда была еще и превосходным предлогом, чтобы спешно обдумать свое положение. Упоминать имя королевы, а тем паче — опального короля, казалось ей далеко не самой лучшей идеей. Со слов Киэнна она помнила, что вроде бы иногда (хотя и очень редко) людям доводилось проваливаться сквозь миры и забредать в Маг Мэлл без посторонней помощи. Но как именно это происходит — король-подменыш не упоминал, а она не удосужилась спросить. Столько всего сразу нужно было узнать… Да и кто мог подумать, что эти сведения ей когда-нибудь понадобятся! Можно, конечно, предположить, что фейри и сами не знают каким образом происходят подобные аномалии. А значит, теоретически, можно наплести что-то, позаимствованное из стандартного фэнтези про «попаданчество»: круг камней, дверь в шкафу, удар молнии… А можно с этим лихо попасть, но уже отнюдь не в Нарнию. Да и особого таланта к вранью за ней не водилось.

 В конце концов Фэй решила просто откровенно уйти от расспросов:

 — Я не хочу об этом говорить, — искренне созналась она. — Скажем так, я влипла в крупные неприятности и… одна пренеприятная личность затянула меня сюда.

 На удивление никс не стал вытряхивать из нее подробности и лишь сочувственно улыбнулся:

 — Надеюсь, эта «пренеприятная личность» — не мой дружок Шинви?

 Фэй торопливо помотала головой:

 — Нет, что ты! Он как раз был, в общем-то, очень даже мил. Конечно, поначалу я подозревала его в злых умыслах: знаешь ли, у нас… то есть, я хочу сказать, людей, — поправилась она, вспомнив, что сама-то вроде как к людям и не принадлежит, — о водяных лошадках рассказывают множество страшных историй. Что они, там, к примеру, воруют детей… Да и взрослых тоже… Топят их, едят, все такое…

 Шинви чуть не подавился:

 — Сырьём?

 — Ну да, — смущенно покосилась на него Фэй. — Только печень выплевывают.

 Никс лукаво усмехнулся, пододвигая агишки и Фэй наполненные бокалы:

 — А что рассказывают обо мне? Что я похищаю смертных женщин и принуждаю их к сожительству на дне морском? Где ни света солнца, ни праведной веры христианской?

 Фэй пригубила напиток, вдыхая чудный аромат:

 — Да, примерно так.

 Агишки вылакал свой бренди едва ли не залпом и требовательно уставился на никса. Тот, видимо, зная нрав и привычки приятеля, без промедления налил ему по новой.

 — А почему ты и впрямь не живешь под водой? — осмелела Фэй. — Раз уж ты… — она не сдержала смешка, — Аквамен.

 Нёлди выразительно показал на бутылку:

 — Неудобно. Выливается.

 Фэй захохотала.

 — Что ж, резонно. Веская причина! А если серьезно?

 — А если серьезно, то я — не рыба. Конечно, я могу находиться под водой до девяти часов подряд, но потом мне все-таки нужно подышать.

 — Ну, все равно круто! — оценила Фэй.

 — Тю! — фыркнул Шинви, опрокидывая четвертый стакан благородного напитка. — Кто ж такось не могёт-то?

 На английском он говорил с теми же огрехами, что и на шилайди. Был тому виной вечно заплетающийся язык или какая-то странная причуда — Фэй пока так для себя и не уяснила.

 — Да уж, конечно, самое плёвое дело! — хохотнула она. — Все мои соседки день-деньской просиживают в ванной и дышат исключительно никотином!

 Нёлди с одобрительной ухмылкой подлил ей бренди в бокал.

 — Ты меня спаиваешь?

 — Может быть.

 Фэй и вправду захмелела.

 — Слушай, а ты мог бы показать мне морское дно? — вдруг пришло ей в голову. — Это правда, что океан покрывает почти всю вашу планету?

 — В каком-то смысле да, — уклончиво ответил Нёлди.

 — А в каком нет?

 — Видишь ли, наш мир очень сильно отличается от того, что тебе знаком. Он, как бы, нелинеен. В нем ты никогда не знаешь, куда попадешь, если будешь двигаться по прямой. В пределах Маг Мэлла он еще более или менее стабилен, но океан… Вполне может статься, что где-нибудь у нас под носом находятся другие земли, или же дыры, ведущие в другие миры. Но, как ни странно, до сих пор их никто не находил. Или же никто не возвращался из них. Но в целом, в целом — да. Наш мир — это бескрайний мировой океан. Ллир.

 Фэй улыбнулась:

 — И все же. Можешь или нет?

 Никс нахмурился:

 — Это трудно. И не уверен, что тебе понравится. Но да, могу.

 Шинви весело подскочил и загарцевал по дому на двух копытах:

 — По-о-о-ош-ш-ш-ш-ли-и-и-и, по-о-о-ош-ш-ш-ли! Ок-к-к-кунаться! Ок-к-к-коняться! Ок-к-кх-кониться!

И внезапно визгливым, нестройным голосом, завел похабную песенку, странно похожую на старинную шотландскую балладу о мельнике, плутоватой жене и чужой лошади у дверей. Правда, в исполнении агишки, она то и дело начинала смахивать на альпийский йодль, захлебываясь и взлетая под потолок. Фэй с хохотом пыталась подхватить припев, но йодлить у нее точно не получалось. Нёлди, хитро усмехаясь, извлек неведомо откуда маленькую девятиструнную скрипку с коротким грифом и расписными деками, и уверенно подхватил мотив. Заливистое пение струн закружило голову Фэй сильней любого бренди — и вот все трое, со смехом, гиканьем и ритмичным притопыванием, уже оказались за дверью, на ночном, безмятежно дремлющем берегу.